Но мечтатель отдален от людей этого Петербурга, он сближается с «короткими приятелями» (II, 153), с его домами. О домах «своего» Петербурга герой рассказывает, как о людях: «Когда я иду, каждый как будто забегает вперед меня на улицу, глядит на меня во все окна и чуть не говорит: «Здравствуйте; как ваше здоровье? И я, слава Богу, здоров, а ко мне в мае месяце прибавят этаж» (II, 153). Или: «Как ваше здоровье? А меня завтра в починку и т. д.» (II, 153). А однажды герой оказался свидетелем одной истории, случившейся с «миленьким каменным домиком», который всегда «приветливо смотрел» на него, а теперь вдруг однажды жалобно «закричал»: «А меня красят в желтую краску!» Злодеи! Варвары! – возмутился мечтатель, - они не пощадили ничего: ни колонн, ни карнизов, и мой приятель пожелтел, как канарейка» (II, 153).

Повесть «Белые ночи» построена очень интересно. Ф.М. Достоевский называет главы: «Ночь первая», «Ночь вторая» и Т. д. Автор часто использует приём параллелизма: почти каждая глава начинается с описания природы, и мы благодаря этому заранее можем знать, как закончится эта глава, печально или весело.

В повести, на наш взгляд, нет резкого деления на отрицательных и положительных героев. Нельзя винить Настеньку за то, что она оставила Мечтателя наедине со своими мыслями. Она поступила так, как велело ей сердце. Сам Мечтатель тоже её не винит в этом: «Целая минута блаженства! Да разве этого мало хоть бы и на всю жизнь человеческую? » (II, 202).

Как верно отметил В.Л. Комарович, в «Петербургской летописи» газетная хроника «перерождалась в литературный жанр с характером исповеди»[59]. Уже в этом цикле большое место занимают размышления о типе петербургского мечтателя, который Достоевский считал знамением времени. Появление этого типа писатель объяснял отсутствием в русской жизни общественных интересов, способных объединить «распадающуюся массу», невозможностью для значительной части общества удовлетворить на практике все растущую «жажду деятельности», «обусловить свое Я в действительной жизни». Именно таков характер героя повести. В.С. Нечаева рассматривает четвертый фельетон из цикла «Петербургская летопись» как «первую зачаточную редакцию» «Белых ночей»[60]. Действительно, психологический портрет, внутренняя жизнь мечтателя в главных чертах обрисованы уже в этом фельетоне. Из него же перенесено в повесть (с некоторыми стилистическими изменениями) описание петербургской летней природы. Картина летнего города, открывающая повесть, впервые дана, но более лаконично, в третьем фельетоне.

Связь «Белых ночей» с циклом «Петербургская летопись» обнаруживается и в том, что в обоих произведениях воссоздан отмеченный чертами антропоморфизма образ больного и мрачного города.

В герое «Белых ночей» явственны автобиографические элементы: « .все мы более или менее мечтатели!» - писал Достоевский в конце четвертого фельетона «Петербургской летописи» (II, 33).

Возможно, что одним из прототипов главного героя явился А.Н.Плещеев. Нечто родственное складу личности поэта угадывается в облике Мечтателя; в исповеди его переосмыслены некоторые мотивы плещеевской лирики. Повесть создавалась в дни тесной дружбы Достоевского и Плещеева, членов кружка А.Н. и Н.Н. Бекетовых, а затем социалистических кружков М.В. Петрашевского и С.Ф. Дурова. В момент работы Достоевского над «Белыми ночами» Плещеев обдумывал свой вариант повести о мечтателе под заглавием «Дружеские советы»[61].

Неудовлетворенность окружающей жизнью, стремление уйти в идеальный мир от убожества повседневности сближают Мечтателя «Белых ночей» с гоголевским Пискаревым из повести «Невский проспект» (1835), мечтателями Э.Т. А. Гофмана и других представителей западного и русского романтизма[62].

В самом начале повести Ф.М. Достоевский задает совершенно особую атмосферу: «Была чудная ночь, такая ночь, которая разве только и может быть тогда, когда мы молоды, любезный читатель. Небо было такое звездное, такое светлое небо, что, взглянув на него, невольно нужно было спросить себя: неужели же могут жить под таким небом разные сердитые и капризные люди?» (II, 152).

Перекличка со многими романтическими персонажами подчеркнута в повести при характеристике «восторженных грез» (II, 171) героя («Ночь вторая»). В самом названии повести и делении ее на «ночи» Достоевский следовал романтической традиции: ср. «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» А. Погорельского (1828), «Русские ночи» В.Ф. Одоевского (1844). Но если у романтиков тема мечтательства сливалась с темой избранничества, то герой Достоевского, обреченный на мечтательство, глубоко от этого страдает: за один день действительной жизни он готов отдать «все свои фантастические годы» (II, 171).

Похожие материалы:

Русская литература 40-80-х гг.
Одним из наиболее значительных событий литературной жизни России в первой половине 40-х гг. стал выход в свет поэмы Гоголя "Мертвые души" и повести "Шинель", обозначивших новый этап развития русского реализма. Социальн ...

И. Тургенев
Он дал окончательную обработку нашему языку, который теперь по своему богатству, силе, логике и красоте формы признается даже иностранными филологами едва ли не первым после древнегреческого; он ото- звался типическими образами, бессмертн ...

Выводы
Можно отметить, что авторы используют символику чисел, чтобы создать и лучше раскрыть образы героев. Толстой и Булгаков используют много числовых подробностей. Несмотря на это, многие числа несут на себе огромную символическую нагрузку, п ...