Одного из таких людей, как писал Дружинин, и вывел Достоевский в своей повести «Белые ночи», которую критик, как и С.С.Дудышкин ставит выше «Двойника», «Слабого сердца», «не говоря уже о «Хозяйке» и некоторых других произведениях, темных, многословных и скучноватых» (VI, 14). Ощущая неповторимость художественного мира «Белых ночей», критик не решается передавать содержание повести, «потому что голое событие, лишенное потребностей, не передает приятного впечатления» (VI, 14), оставшегося у него после чтения. Но «приятное впечатление» не помешало автору «Писем Иногороднего подписчика…» упрекнуть Достоевского в недостаточной художественности. Эти упреки напоминают, как отмечает В.Шеншин, «сетования Белинского по поводу «Белых людей» и «Двойника»[68]. Обращаясь к стилю произведения, Дружинин пишет, что, «несмотря на все достоинства» повести, которые он выделил, «Белые ночи» «читаются не совсем легко» (VI, 14). Недостаток повести критик видит в поспешности, с которой работал автор и которая, по его мнению, опасна при обрисовке характеров, подобных мечтателю: «Поспешность не вредит повестям, в которых действующие лица одарены характерами резкими и эффектными» (VI, 14), а именно в этом Дружинин отказывает центральному персонажу «Белых ночей». Дружинину-фельетонисту, по мнению А.М. Штейнгольд, нужны формальные точки над «i»: «молод ли герой повести? как его имя? какие его понятия и привязанности?» (VI, 15). Ему мало эмоциональных характеристик, определяющих мечтания героя «Белых ночей» (грациозные, нежные, бурные, пламенные, сладко-грустные, томительно-радостные), ему требуется их фактическое наполнение и происхождение: «Да ради Бога, какие же это грезы? Из каких данных они подчерпнуты?» (VI, 15). То есть Дружинин почувствовал недоговоренность Достоевского. Пафос действительности, венчающий пассаж о промахах Достоевского («… кто не знает, что грезы… носят начало свое в действительности, как повесть самого туманного романиста должна происходить на земле, между людьми, потому что ей более негде происходить?» – VI, 15), изобличает в фельетонисте прагматического и жесткого материалиста, выученика «натуральной школы». Еще ранее А.М. Штейнгольд А.М. Бройде отметил тот факт, что, оценив «Белые ночи» выше «Хозяйки», «Двойника» и «Слабого сердца», Дружинин сделал упрек молодому писателю, который Достоевский впоследствии учел. Упрек был сделан с точки зрения обработки главного характера. А.М. Штейнгольд утверждает, что «основным обвинением Иногороднего подписчика становится выключенность героя Достоевского из современной действительности»: «Мечтатель «Белых ночей» - лицо бледное, почти непонятное, поставленное вне места и времени»[69]. Аналогичного мнения придерживался и А.М. Бройде. Обвинение героев Достоевского в нетипичности, нехарактерности – едва ли не общее место в критике от Белинского до Михайловского. «Фантастический реализм» Достоевского не укладывается в понятие «типичность». Но у Дружинина эта мысль обретает иной оттенок. Автор «Писем Иногороднего подписчика…», создавший в 1848 г. «Рассказ Алексея Дмитрича», «в какой-то мере оказался соревнователем Достоевского, а признать его превосходства не мог»[70]. Сравнивая повесть Дружинина «Рассказ Алексея Дмитрича» с повестью Достоевского «Белые ночи», А.М. Штейнгольд приходит к выводу, что повесть Дружинина открывается рассуждением о мечтателе, ищущем, как убить время: «Истинно вредные, даже богопротивные мысли лезут человеку в голову, если человек этот, промотавшись дочиста, сидит один в тесной своей комнате вечером в ту пору, когда весь Петербург пляшет или слушает оперу. С задором и враждою смотрит бедный затворник и на общество, и на все его законы да строит утопию за утопиею, то грязную, то тихую, по наклонности собственного своего характера. Строить утопии – вещь чрезвычайно полезная: мало-помалу грустные мысли начинают улегаться, серая комнатка оживляется, грациозные образы начинают порхать перед мечтателем… советует ему встречать огорчения насмешкою, переносить нужду с беззаботностью влюбленного мальчика» (I, 95). В этих фразах, как верно заметила А.М. Штейнгольд, в какой-то мере мелькает колорит Петербурга Достоевского, «если не углов и крайней нищеты, то, во всяком случае, близкого к бедности существования»[71]. Мечтательность (поиск утопий) у Дружинина впрямую связывается с социальной ущемленностью, миры утопий герой начинает строить, когда «весь Петербург пляшет или слушает оперу». Утопии героя, по Дружинину, - «вещь чрезвычайно полезная», помогающая закрепить в жизни образ мечтателя, оставляет здесь странное впечатление: это излетный романтический герой, написанный в правилах «натуральной школы»[72]. Мечтательность для героя-рассказчика «Рассказа Алексея Дмитрича», по мнению А.М.Штейнгольд, - «саморефлексия, граничащаяся с самоубаюкиванием, с одной стороны, и позой, с другой. Она может быть осмыслена и оценена лицом сторонним – писателем и читателем»[73]. Поэтому аналогичной проясненности натуры мечтателя требует критик от Достоевского в «Белых ночах», вступая даже в полемику с распространенным мнением: «Скажут, что он (мечтатель. – Ф.Е.) и должен быть непонятным; я не соглашусь с этим. Пусть он сам себя не понимает, пусть он плавает, сколько угодно, в океане неопределенных мечтаний, но чтобы читатель понимал его, чтоб читатель знал, какие это мечтания» (VI, 15). Похожие материалы: Русская литература 40-80-х гг. Лирический герой А. А. Блока Время как философско-художественный образ |
Повесть Ф.М.Достоевского «Белые ночи»
в восприятии А.В. Дружинина
Страница 5
О литературе » А.В. Дружинин о повестях Ф.М. Достоевского 40-х гг » Повесть Ф.М.Достоевского «Белые ночи»
в восприятии А.В. Дружинина