|
Роман «Мастер и Маргарита». Двенадцать лет труда (1928—1940), восемь редакций, шесть толстых тетрадей . К современному читателю роман пришел лишь в конце 60-х гг. и сразу привлек к себе внимание необычным сюжетом, острой сатирой и глубоко философской проблематикой. Мастер живет в Москве 30-х гг. нашего века, пишет книгу о событиях, происшедших в библейские времена, и при этом свободно беседует с Кантом, Достоевским, Гете. Что это — художественная фантастика, соединяющая три мира: реальный, конкретно-исторический, библейский и вечный, — или правда бытия человека и человечества в мироздании? Образы сверхъестественных сил в романе, конечно, фантастичны в том смысле, что писатель, не бывший духовидцем и человеком высокой святости, дающей возможность лицезреть Вечность, рисовал их в своем воображении. Но есть в романе и другая фантастика, служащая целям сатиры, продолжающая гоголевскую и щедринскую традиции в русской литературе и выявляющая абсурдность нашей жизни. Художественное пространство романа, его композиция представляют собой три мира, зеркально отражающиеся один в другом и связанные «скрепами» — Волан дом, вневременным персонажем, грозой и тьмой, которые, придя из космоса, накрыли Ершалаим, а потом пролились дождем в Москве 30-х гг. Самый нижний ярус трехмерного «здания» — земной, где разворачивается трагический конфликт Мастера, названного «воинствующим старообрядцем» зато, что дерзнул описать жизнь, страдания и учение Христа как исторический факт, и противоборство палача и жертвы (Иешуа и Пилата) как непреходящее, могущее повториться в любую эпоху, и председателя Моссолита Берлиоза и его свиты, безжалостно расправлявшимися с тем, кто писал не в духе господствующей идеологии. Мастер как бы говорил своим романом: «Бог жил», а Берлиоз безапелляционно считал: «Управляет земными делами человек. Бога нет!» Библейский мир в романе представляет собой четыре рассказа («четыре евангелия» — от Пилата, Мастера, Маргариты, Ивана Бездомного) о жизни Иешуа и конфликте государственной власти с инакомыслием бродячего философа. Третий мир, Вечность, не персонифицирован, не представлен столкновением Света и Тьмы, Бога и Дьявола, но эпиграф к роману, взятый из «Фауста», напоминает читателю «Пролог на небесах» и спор Сатаны и Господа о человеке. Мефистофель. Я вижу лишь одни мученья человека. Смешной божок земли, всегда, во всех веках Чудак такой же, как он был в начале века! Господь. Пока еще умом во мраке он блуждает, Но истины лучом он будет озарен . Мефистофель. Бьюсь об заклад: он будет мой! Прошу я только позволенья, — Пойдет немедля он за мной. Господь. Пока живет он на груди земной, Тебе на то не будет запрещенья . Тебе позволено: иди И завладей его душой. И Булгаков, дав Мефистофелю новое имя — Воланд, предоставляет ему большие полномочия, вплоть до суда над грешниками (Преисподня, Великий бал у Сатаны накануне Христова Воскресения). Однако судьбу Мастера и Маргариты в Вечности устраивает сам Господь. «Повторяемость», похожесть конфликтов в трех художественных мирах Булгакова позволяет увидеть в романе главную проблему — нравственно-философскую, противостояние Добра и Зла, духовности и бездуховности. В общественных отношениях и в каждом отдельном человеке. Роман «Мастер и Маргарита» раздвинул рамки земного существования человека и поставил его перед Вечностью с вытекающей отсюда ответственностью каждого за спасение своей души. Воланд и его место в романе. Многие критики и литературоведы пытались обозначить художественную функцию Воланда как персонажа романа, за которым, может быть, стоит сам автор. В. Лакшин, например, назвал Воланда «палачом порока», «карающим мечом в руках правосудия». Л. Яновская видит в Воланде светлые начала, ибо он «различает то редкое и немногое, что по-настоящему велико, истинно и нетленно» (подвиг Мастера, любовь Мастера и Маргариты, раскаяние Пилата). Эпиграф к роману: «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» — помогает понять авторскую мысль. Разоблачая зло, Воланд тем самым служит Добру и Красоте, то есть восстанавливает равновесие между Добром и Злом. Ко всему сказанному все-таки хочется добавить, что Сатана в Священном писании всегда антитеза Богу. Булгаков же вольно обходится с ним и делает Воланда защитником Бога как единственного критерия Добра и Зла, нравственности и безнравственности в человеке (это справедливо), но сам судит людей безжалостно, не любя, не по-христиански (это плохо). Но при этом Воланд у Булгакова не столько идея, сколько характер, и художник имеет на это право. Похожие материалы: Литературная критика «Бен – Товит» Семейно-бытовые обряды (поминальные стихи) |
Жизнь и творчество М.А. Булгакова
Страница 4
О литературе » Жизнь и творчество М.А. Булгакова
