|
Страницы, посвященные Марену, великолепны. Писателю нужно было сказать о ничтожестве газетчика Марена. Он это делает, варьируя словечко «маленький» в пояснении к географическому пункту, месту рождения Марена (имя города так мало известно, что требуются пояснения). Пояснение дается в сноске, что тоже не случайно, ибо все, начиная от Марена до его родного городка, незначительно. «Сиета – маленький городок в Провансе, где маленький Марен напевал под звуки маленького органа за маленькое жалованье в маленьком приходе». Ему нужно показать непомерное самомнение газетчика, его фанфаронство, его петушиное самолюбование; он прибегает к цитациям из статьи самого Марена, направленной против него, Бомарше. Марен, выступивший в печати против драматурга, обвиняет его во всех опасных для тех времен грехах: в забвении бога, в оскорблении короля и суда. Это потому, что в памфлете автор дурно отзывается о Марене, язвит Бомарше и тут же сочиняет песенку: Кто не любит Марена, Тот монарха не чтит, Тот, по мненью Марена, Забыл бога и стыд. Марен хвастает своей честностью. Бомарше язвительно замечает: «Читатель, вы прекрасно понимаете, что только один Марен может сочинять подобные сказки о Марене». Как бы ненароком Бомарше вспоминает о книжке одного монаха, книжке с живописным названием «Земля дыбом из-за происков дьявола». Бомарше воспроизводит речь господа бога, обращенную к согрешившему Адаму: «Из всех моих созданий только ты один провинился. Подойди ко мне, подлец, я поставлю клеймо у тебя на лбу, я отлучу тебя». И здесь Бомарше восклицает: «Подойди же ко мне, Марен!» Бомарше на одной из страниц умоляет бога дать ему в противники человека бесчестного, злого, порочного, подлость которого была бы каждому столь очевидна, что слово хулы из уст такого человека было бы равносильно похвале, а похвала, напротив того, воспринималась бы как оскорбление. «Господи, дай мне Марена!» – восклицает беспощадный Бомарше. На другой странице рассказывается о том, что Марен «задает пир всем обитателям ада, оттачивая отравленные перья, наполняя чернильницы желчью, подогревая умы бокалами смолы». Председатель суда Николаи предстает перед читателями «Мемуаров» в самом смешном и нелепом виде. Бомарше рассказывает, что Николаи, увидев его в здании суда, неожиданно пришел в страшный гнев: «Это – Бомарше, выведите его. Он явился, чтобы сделать мне вызов». Слушатели суда бросились выполнить волю начальства. Шум, смятение, протесты Бомарше, протесты толпы. Бомарше оставили в покое. В чем же дело? Почему Николаи был так рассержен, что даже прибег к недозволенным средствам? Ему почудилось, что Бомарше, «скривив рожу, показал ему язык». Автор негодует: «Разве мы с вами школьники?» Но читатели уже представляют себе весь комизм положения. К тому же далее следует живописный портрет разгневанного председателя суда. «По правде говоря, когда вы отдавали приказание полицейскому офицеру выгнать меня из суда, куда бы я хотел никогда не попадать, ваша обычно спокойная физиономия была красна от гнева, глаза были выпучены, волосы стояли дыбом, как у Калхаса». Показывал ли Бомарше судье язык или нет – этого никто не знает. Можно поверить Бомарше, что серьезные дела не решают «при помощи ребячьих средств». Но авторитет судьи разрушен. Он уже комический персонаж. При взгляде на него нельзя удержаться от смеха. Сцена веселит. Смешон и вид судьи, и его бессильный гнев. Таков полемический прием Бомарше. И к автору нельзя придраться: он всего лишь защищается от ложного обвинения («я не дерзкий кривляка», я не «гримасничал и не подмигивал» судье, я «не показывал ему язык»). В качестве героя «Мемуаров» выступает и сам автор. От его имени ведется повествование. Он всегда на первом плане, ибо должен вызывать у читателя сочувствие, расположение, понимание. Бомарше часто сам дает себе характеристику: «Я человек сильной воли», «Не столь же важно обладать талантом, если обладаешь мужеством». Он бравирует и любуется этой смелостью и тут же лукаво уличает читателя: «Ведь вам безразлично, виноват я или нет, вас разбирает любопытство, как это я сумею вывернуться, хватит ли у меня сил побороть такую многочисленную и могучую клику врагов. Не думайте, что я заблуждаюсь. Я знаю, публику не столько интересуют доказательства моей невиновности, сколько желание узнать, как это одному человеку удалось выдержать такую сильную атаку и без посторонней помощи отразить ее». И Бомарше удовлетворяет это любопытство; он как бы говорит, обращаясь к нам: «Смотрите, как я сражаюсь, и восхищайтесь моей ловкостью, самообладанием, смелостью и даже дерзостью». Если мы ему скажем: «Уж очень вы любуетесь собой, дорогой автор», – Бомарше ответит: «Если человек совершает доброе дело и к этому примешивается некоторое самолюбование, то оно самого благородного свойства». В начале четвертого «Мемуара» он избирает для самохарактеристики своеобразный литературный прием – воспроизводит свой воображаемый разговор с «Верховным существом» (просветительский деизм!), с природой, которая одарила его «здоровым и крепким телом», «вложила в него самую кипучую душу», наполнила отзывчивостью его сердце и веселостью его характер и т.д. Похожие материалы: Новые проблемы библиографии Мир волшебной сказки. Творчество периода эмиграции писателя |
Проза Бомарше
Страница 6
О литературе » И снова Бомарше… » Проза Бомарше
