|
Только в подлинно новой сказке мог так преобразиться удивительный характер маленькой разбойницы, которую мать ее, свирепая атаманша, безобразно избаловала. "Я дочери ни в чем не отказываю, — похваляется атаманша. — Детей надо баловать — тогда из них вырастают настоящие разбойники"(с. 229). Образ маленькой разбойницы, усвоившей всю зверскую фразеологию разбойничьей профессии, вполне дает возможность существам по-современному вздорным и капризным узнать в ней самих себя. "Перемешались в Маленькой разбойнице способность к сильным и искренним привязанностям и душераздирающая черствость; с полнейшей непосредственностью может, маленькая разбойница привязать свою новую подругу "тройным разбойничьим узлом" к кровати, чтобы та не убежала, и тут же ласкать ее нежными, умилительными словами: "Спи, моя маленькая ." Любопытно, что в созданном Шварцем вскоре после прихода к власти Гитлера "Голом короле" новое и неожиданное звучание вполне естественно обрели сюжетные мотивы трех андерсеновских сказок: "Свинопаса", "Нового платья короля" и "Принцессы на горошине". Шварц не совершал никакого насилия, сближая эти сюжеты с новой жизненной проблематикой, ибо в основном не подменял одни черты персонажей другими, а как бы расширял или уточнял их. На место отвлеченных и данных только в самом общем виде психологических характеристик пришли резкие и бескомпромиссные политические оценки. Значения сказки Шварца нисколько не умаляет то, что иные из этих оценок были прямолинейны и в отдельных случаях угадывавшийся в сказке политический подтекст был не слишком глубок. Уже в самой фигуре тупицы короля, разговаривавшего со своими приближенными на языке одних только диких угроз: "сожгу", "стерилизую", "убью, как собаку", нетрудно было узнать еще только начинавшего вводить свой "новый порядок" взбесившегося фюрера. От сцены к сцене возникали в пьесе прямые ассоциации с картинами диких бесчинств и кровавых преступлений, гнусного мракобесия и воинствующей тупости фашистских правителей. "Пришла мода сжигать книги на площадях, — рассказывал сказочный повар сказочному свинопасу Генриху. — В первые три дня сожгли все действительно опасные книги. А мода не прошла. Тогда начали жечь остальные книги без разбора. Теперь книг вовсе нет. Жгут солому". Повар рассказывал об этом, со страхом оглядываясь по сторонам, и вместе с интонацией трясущегося, до смерти напуганного и шарахающегося от собственных слов человека неожиданно врывался в сказку беспросветный мрак разнузданного фашистского террора, возникала картина гигантского застенка, в который гитлеровцы превратили Германию. Но сказка оставалась сказкой. По-прежнему возникала на этом мрачном фоне наивная и жизнерадостная интонация сказочника, снова и снова горечь и тревога стирали с его лица умную, понимающую улыбку. "Мы работали у турецкого султана, — заявлял королю явившийся во дворец под видом ткача Генрих, — он был так доволен, что это не поддается описанию. Поэтому он нам ничего и не написал". — "Подумаешь, турецкий султан!" — небрежно бросал король. "Индийский Великий Могол лично благодарил",— продолжал Генрих, и король с тем же пренебрежением отвергал и эту рекомендацию: "Подумаешь, индийский могол! Вы не знаете разве, что наша нация — высшая в мире! Все другие никуда не годятся, а мы молодцы!"( с. 111). Похожие материалы: Дени Дидро. Монахиня Жизненный путь Михаила Осоргина. Цветовая деталь у Чехова |
Переработка сюжетов и переосмысление образов мировой классики в сказочных
пьесах Е. Л. Шварца. Новое содержание " старых"
сюжетов. Шварц и Андерсен
Страница 3
О литературе » Своеобразие творчества писателя Е.Л. Шварца » Переработка сюжетов и переосмысление образов мировой классики в сказочных
пьесах Е. Л. Шварца. Новое содержание " старых"
сюжетов. Шварц и Андерсен
