Третим, но не последним по важности, является вопрос о взглядах И.А.Бродского на категорию эстетического. Бродский пишет: « Всякая новая эстетическая реальность уточняет для человека реальность этическую. Ибо эстетика – мать этики; понятие «хорошо» и «плохо» - понятия, прежде всего эстетические». [13]По Бродскому эстетика – первична. Чувство прекрасного заложено в человеке изначально. Он бессознательно делает свой эстетический выбор, а этика появляется в человеке уже как результат осмысленный, либо привитый семьей традицией и так далее. Поэтому эстетическое чувство, эстетическое переживание важней этического.

Эстетика, как «мать этики», диктует ей понятия о том, «что хорошо, а что плохо», что красиво, а что безобразно, предваряя тем самым понятия добра и зла. Но ведь эстетика эстетике рознь. Есть эстетика воспевания прекрасного, скажем, в художественных полотнах А.Куинджи, изображающего природу, но вместе с тем существует эстетика парнасцев и О.Уайльда, эстетизирующих «состояние падшести» мира. Исследователь Назаров пишет: «В наше время, оторванное от религиозного осмысления искусство дало не только «другую» красоту, но и явно демонические жанры сознательного поклонения силам зла».[4, 424] В связи с этим существует ряд исследователей, причисляющих Бродского именно к таким поэтам демонического толка. Назаров спорит с таким видением, говоря, что «Бродский не отвергает этику: она у него лишь несколько умалена, вторична – как он говорит об этом в Нобелевской речи – по отношению к Красоте».[4, 424]

Далее в своей речи Бродский сам обосновывает свой выбор в пользу эстетики, который неразрывно связан с отношением поэта к языку как к божеству: «Язык же – даже если представить его как некое одушевленное существо (что было бы только справедливым) к этическому выбору не способен».[13] Да, к этическому выбору язык неспособен, зато способен к эстетическому.

Слово само по себе прекрасно. Поэтому для Бродского нет слов «плохих» или «хороших», уместных или неуместных. Все они равны и представляют ценность. Отсюда думается, появление в поэтической речи лексики ей не свойственной – научной и проч. Ярко это проявляется в одной строчке из стихотворения Бродского «Не выходи из комнаты»(1970 г.):

И вообще инкогнито

эрга сум, как заметила форме в сердцах субстанция…

От этого стихотворения Бродского получаются интеллектуально сложными на уровне лексики, «трудными» для восприятия. Об этой самой «трудности» Бродский упоминает в одном из своих эссе «По ком звонит осыпающаяся колокольня», в котором он пишет о шестерых писателях «уходящего XX столетия», с коими он «себя не равняет, но и не отделяет себя от них». Бродский пишет: «Истина заключается в том, что никакой трудности на самом деле не было. <…> Никто в здравом уме не возьмется писать то, что трудно понять»[14] (Тут вспоминаются строки А.С.Пушкина из письма, кажется, Вяземскому: «Поэзия, прости Господи, должна быть глуповата!»). Причину использования подобной лексики Бродский видит в «осознанной или интуитивно угаданной необходимости вырваться из ограничивающих условностей современной прозы». Иными словами, «трудность» воспринималась ими как одна из форм самовыражения, как форма отделения, если не возвышения, себя над другими. В конце концов, стройные фразы четко отточенных слов выглядят убедительно, но в большей степени – красиво.

И.А.Бродский в своей поэзии стремился даже к внешней красоте своих произведений. С этой позиции его можно назвать «словесным эстетом». При чтении Бродского иногда создается впечатление, что каждую свою фразу он любовно «выпестовывает», отбрасывая все лишнее («человеческое», как уже было описано выше). Создается впечатление некоторой холодности произведений Бродского, которые «в большей своей массе не берут за сердце». [7]Солженицын в эссе, посвященном творчеству Бродского, пишет: «От поэзии его стихи переходят в интеллектуально-риторическую гимнастику».[7] Эстетизм Бродского также раскрывает его почти брезгливое отношение к быту, бытию, иногда даже ко всему миру:

Вещи и люди нас

окружают. И те,

и эти терзают глаз.

Лучше жить в темноте.

(«Натюрморт», 1971 г.)

Брезгливость к быту - чистое эстетство. Бродский будто выжимает все "человеческое" из своих стихов, оставляя нам один только "скелет", но "скелет" прекрасный, сотканный из нитей необычных метафор. Можно предположить, что отношение к метафоре Бродский позаимствовал у авангардистского течения – ультраизма, основным принципом поэтики которого было сведение лирики к первоначальному элементу – метафоре. Ультраистское стихотворение состоит из метафор, каждая из которых содержит неведомое дотоле видение какого-либо фрагмента жизни. Это же встречается и у Бродского, к примеру, в стихотворении «Узнаю этот ветер, налетающий на траву…» (1976 г.):

Растекаясь широкой стрелой по косой скуле

Похожие материалы:

Встреча с поэзией Владимира Высоцкого
…он делал то, что сегодня настоятельно требуется от художника и на что раньше способны были немногие. Артист и Поэт – оба эти определения по отношению к нему требуют употребления с большой буквы ( «Советская культура» -1986.-1апреля) В ...

«Новый» стиль. Сенека
Стиль, создавшийся «декламаторами» времени Августа, получил наибольшее распространение в средине I в., при Клавдии и Нероне. Писатели I в. называют его «новым», «современным» стилем в отличие от «старинного» стиля Цицерона и его последова ...

Литературно-художественный анализ произведения
«Счастливо, Иванушкин!» Обаяние, скромность, готовность выручить в трудную минуту отличают и будущего первоклассника Филиппа — героя повести-сказки Ирины Токмаковой «Счастливо, Ивушкин!». «Забегая вперед, я вам скажу: Ивушкин вырастет х ...